Одна из причин того, что умные и приятные собеседники так редки, заключается в обыкновении большинства людей отвечать не на чужие суждения, а на собственные мысли.
Образная речь состоит из слов, выражающих логически невыразимое впечатление моё от окружающих предметов. Живая речь есть всегда музыка невыразимого; «Мысль изреченная есть ложь», ― говорит Тютчев. И он прав, если под мыслью разумеет он мысль, высказываемую в ряде терминологических понятий. Но живое, изреченное слово не есть ложь. Оно ― выражение сокровенной сущности моей природы; и поскольку моя природа есть природа вообще, слово есть выражение сокровеннейших тайн природы.[5]
Главный инструмент любого исследователя – это его мысль. И всё то, что мы определяем словом «эффективность учёного», в итоге определяется такими хрупкими понятиями, как вдохновение, раскованность, сосредоточенность, творческий подъём, рабочее настроение. [1]:54
Мысль - это интеллектуальный эксцесс данного индивидуума.
— Н. Громоносцев „Цыган“ из произведения Г. Белых и Л. Пантелеева «Республика ШКИД»
Блаженством является понимание и ощущение момента просвещения чем-то новым, гениальным, какой-то мыслью, гипотезой, которая вдруг оказывается аксиомой, ранее неизвестной так явно.[2]
Верная мысль, если её слишком часто повторять, теряет силу. Должно быть, разум, как и кровь, вырабатывает антитоксины, дающие ему иммунитет даже против того, что ясно как божий день.
Не порождено ли мышление инстинктом самосохранения? Что, если материя защищает себя мыслью? А мозгоподобные лишь форма борьбы организованной материи с энтропией?
Мысль, работающая для блага человечества, действует обыкновенно по одном из двух главных путей: или она прилагает к современной жизни те результаты, которые уже добыты... или же она добывает для будущего времени новые результаты, т.е. производит исследования, наблюдения и опыты.[1]:202-203
Умение выразить свои мысли не менее важно, чем сами эти мысли, ибо у большинства людей есть слух, который надлежит усладить, и только у немногих – разум, способный судить о сказанном.
Если не будешь вглядываться в себя, чтобы быстрее достичь пробуждения, то тебе останется только ждать своего конца, и даже если на грани жизни и смерти у тебя возникнет хоть одна предосудительная мысль, то ты попадёшь на один из трёх путей, ведущих в юдоль зла, и бесчисленное число мировых периодов будешь страдать там, не имея даже малой надежды найти избавление. [4]:55-56
Другие отвергают догмат во имя религиозного целомудрия: им кажется, что выраженная в догматической формуле вера не есть уже вера, как и «мысль изреченная есть ложь». Но они забывают, что если в известном смысле и верно это изречение, то справедливо и обратное: неизреченное не есть мысль, а потому не может стать истиной и отрицанием лжи. Всё, что переживается нами в душевной жизни, становится мыслью, проходит чрез мысль, хотя не есть только мысль и никогда без остатка не выражается в слове. Религиозное переживание, в своей полноте потрясающее все наше существо, а не одну только мыслительную его природу, неизбежно проходит и чрез мысль, стремится выразиться в слове.
Почему, каким образом возможна новая мысль? Ведь, чтобы принять ее как мысль, мы должны ее узнать в качестве той мысли, которая разрешает какую-то проблему. Не узнав, ее нельзя иметь, какая бы она ни была. А если узнали, то уже знали. И что ― значит, тогда вообще мыслить нельзя?! Кстати говоря, с этой же дилеммой мы встречаемся, как я уже говорил, и в знаменитых зеноновских апориях. В каком смысле «нет движения»? Вот в том же самом: догоняет черепаху только тот Ахиллес, который её уже догнал. Поэтому он и не двигался вовсе, если догнал. А если двигается, то мы вообще не можем понять, каким образом он ее догоняет. Конечно, разница здесь есть. По содержанию. Но внутренняя движущаяся мысль однородна. Мысль, родственная старой сократовской, в силу которой и появляется знаменитая теория воспоминания. Познания как воспоминания. То есть уже греки имели дело с проблемой эмердженции нового. Я порождаю новую мысль, но я должен её узнать. И с этой же проблемой мы сталкиваемся в психологической жизни.[6]
Вы думали про то, что выдумали, Мысль Ваша не по шаблону сделана. Позапрятали куда-то Вы там ее. Где она?
Может быть, не очень умный я мужик,
Даже мысль ― и то не отгадал;
Но не устану все равно тужить,
Научусь отгадывать, когда пройдут года.[8]
— Николай Глазков, «Вы думали про то, что выдумали...», 1957
Как бой часов, размерена жара,
заломленная локтем за затылок,
в ней всякое движенье притаилось,
мысль каждая, свернувшись, умерла.[9]
— Леонид Аронзон, «Как бой часов, размерена жара...», 1962
Теперь кокетка мысль старухой стала,
ко мне порой являясь, будто призрак
с прокуренными жёлтыми зубами,
скрывающими тонкий яд змеиный,
с издёвкой усмехаясь надо мной: «
Не рыпайся, голубчик, не уйдёшь…»
Я даже свыкся с этою старухой
и побеждал её своим презреньем,
а может быть, своей привычкой к ней.
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
